Неточные совпадения
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе
в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай
в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и
объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь.
Вдруг
объявила бойкая
Бурмистрова кума
И побежала к барину,
Бух
в ноги: — Красно солнышко!
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой.
В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь
объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял
в часть.
Заключали союзы,
объявляли войны, мирились, клялись друг другу
в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно» и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест».
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что
объявил это употребление обязательным;
в наказание же за ослушание прибавил еще прованское масло. И
в то же время положил
в сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе
в городе останется хоть один недоумевающий.
Даже бригадирова экономка — и та пришла
в большое смущение, когда Фердыщенко
объявил ей о своем намерении.
— Надо было зимой поход
объявить! — раскаивался он
в сердце своем, — тогда бы они от меня не спрятались.
Долго ли, коротко ли они так жили, только
в начале 1776 года
в тот самый кабак, где они
в свободное время благодушествовали, зашел бригадир. Зашел, выпил косушку, спросил целовальника, много ли прибавляется пьяниц, но
в это самое время увидел Аленку и почувствовал, что язык у него прилип к гортани. Однако при народе
объявить о том посовестился, а вышел на улицу и поманил за собой Аленку.
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни
в кладовой, видел, что Кити была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача, приходила к нему
объявить, что девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто не слушает.
«Я
объявила мужу», писала она и долго сидела, не
в силах будучи писать далее.
Туман, застилавший всё
в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним
в его доме. Она вошла к нему
в кабинет, чтоб
объявить ему свое решение.
И действительно, он был взят врасплох, и
в первую минуту, когда она
объявила о своем положении, сердце его подсказало ему требование оставить мужа.
«Всё равно, — подумал Алексей Александрович, — тем лучше: я сейчас
объявлю о своем положении
в отношении к его сестре и объясню, почему я не могу обедать у него».
Когда, возвращаясь со скачек, Анна
объявила ему о своих отношениях к Вронскому и тотчас же вслед за этим, закрыв лицо руками, заплакала, Алексей Александрович, несмотря на вызванную
в нем злобу к ней, почувствовал
в то же время прилив того душевного расстройства, которое на него всегда производили слезы.
«Я должен
объявить свое решение, что, обдумав то тяжелое положение,
в которое она поставила семью, все другие выходы будут хуже для обеих сторон, чем внешнее statu quo, [прежнее положение] и что таковое я согласен соблюдать, но под строгим условием исполнения с ее стороны моей воли, то есть прекращения отношений с любовником».
Было самое скучное, тяжелое
в деревне осеннее время, и потому Вронский, готовясь к борьбе, со строгим и холодным выражением, как он никогда прежде не говорил с Анной,
объявил ей о своем отъезде.
Жена узнала, что муж был
в связи с бывшею
в их доме Француженкою-гувернанткой, и
объявила мужу, что не может жить с ним
в одном доме.
— Звонят. Выходит девушка, они дают письмо и уверяют девушку, что оба так влюблены, что сейчас умрут тут у двери. Девушка
в недоумении ведет переговоры. Вдруг является господин с бакенбардами колбасиками, красный, как рак,
объявляет, что
в доме никого не живет, кроме его жены, и выгоняет обоих.
— Впрочем, не понимаю, как, имея столько независимости, как вы, — продолжал он разгорячаясь, —
объявляя мужу прямо о своей неверности и не находя
в этом ничего предосудительного, как кажется, вы находите предосудительным исполнение
в отношении к мужу обязанности жены.
Вошел Тушкевич,
объявив, что всё общество ждет игроков
в крокет.
«Ничего не нужно», сказала она себе и, сложив бювар, пошла наверх,
объявила гувернантке и людям, что она едет нынче
в Москву, и тотчас принялась за укладку вещей.
Если бы жена тогда,
объявив о своей неверности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы
в том для самого себя безвыходном, непонятном положении,
в каком он чувствовал себя теперь.
В нынешнем году мужики взяли все покосы из третьей доли, и теперь староста приехал
объявить, что покосы убраны и что он, побоявшись дождя, пригласил конторщика, при нем разделил и сметал уже одиннадцать господских стогов.
Губернский предводитель, несмотря на то, что он чувствовал
в воздухе приготовляемый ему подвох, и несмотря на то, что не все просили его, всё-таки решился баллотироваться. Всё
в зале замолкло, секретарь громогласно
объявил, что баллотируется
в губернские предводители ротмистр гвардии Михаил Степанович Снетков.
Вернувшись
в Москву, он с гордостью
объявил жене, что всё приготовлено, что дом будет игрушечка и что он ей очень советует ехать.
— Вот и Крестовая! — сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали
в Чертову долину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелся каменный крест, и мимо его вела едва-едва заметная дорога, по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчики
объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас кругом.
Я схватил бумаги и поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся. Скоро пришли нам
объявить, что через час тронется оказия; я велел закладывать. Штабс-капитан вошел
в комнату
в то время, когда я уже надевал шапку; он, казалось, не готовился к отъезду; у него был какой-то принужденный, холодный вид.
Грушницкий пришел ко мне
в шесть часов вечера и
объявил, что завтра будет готов его мундир, как раз к балу.
Княжна подошла к своей матери и рассказала ей все; та отыскала меня
в толпе и благодарила. Она
объявила мне, что знала мою мать и была дружна с полдюжиной моих тетушек.
Я лежал на диване, устремив глаза
в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел
в мою комнату. Он сел
в кресла, поставил трость
в угол, зевнул и
объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, — и мы оба замолчали.
Объявляю вам
в заключение, что иначе я не буду драться.
— Чтоб вам доказать, доктор, ложность этих слухов,
объявляю вам по секрету, что завтра я переезжаю
в Кисловодск…
Он явился ко мне
в полной форме и
объявил, что ему велено остаться у меня
в крепости.
Он отвечал на все пункты даже не заикнувшись,
объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что не видит причины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще
в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом, и что за это товарищи, а
в том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить к одним вискам двести сорок пьявок, — то есть он хотел было сказать сорок, но двести сказалось как-то само собою.
«Что бы такое сказать ему?» — подумал Чичиков и после минутного размышления
объявил, что мертвые души нужны ему для приобретения весу
в обществе, что он поместьев больших не имеет, так до того времени хоть бы какие-нибудь душонки.
Все это произвело ропот, особенно когда новый начальник, точно как наперекор своему предместнику,
объявил, что для него ум и хорошие успехи
в науках ничего не значат, что он смотрит только на поведенье, что если человек и плохо учится, но хорошо ведет себя, он предпочтет его умнику.
Уже встали из-за стола. Манилов был доволен чрезвычайно и, поддерживая рукою спину своего гостя, готовился таким образом препроводить его
в гостиную, как вдруг гость
объявил с весьма значительным видом, что он намерен с ним поговорить об одном очень нужном деле.
— Ведь я тебе на первых порах
объявил. Торговаться я не охотник. Я тебе говорю опять: я не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты
в ломбард. Ведь я вас знаю всех. У вас есть списки всех, кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного? Ему приспичит, он тебе и отдаст за полцены. А мне что твои деньги? У меня вещь хоть три года лежи! Мне
в ломбард не нужно уплачивать…
Он
объявил, что главное дело —
в хорошем почерке, а не
в чем-либо другом, что без этого не попадешь ни
в министры, ни
в государственные советники, а Тентетников писал тем самым письмом, о котором говорят: «Писала сорока лапой, а не человек».
Когда нам
объявили, что скоро будут именины бабушки и что нам должно приготовить к этому дню подарки, мне пришло
в голову написать ей стихи на этот случай, и я тотчас же прибрал два стиха с рифмами, надеясь также скоро прибрать остальные.
Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее стал всматриваться
в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости,
объявил, что, по просьбе матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.
Еще
в лакейской встретил я Ивиных, поздоровался с ними и опрометью пустился к бабушке: я
объявил ей о том, что приехали Ивины, с таким выражением, как будто это известие должно было вполне осчастливить ее.
Вот дворовая женщина с мочалкой идет мыть тарелки, вот слышно, как шумят посудой
в буфете, раздвигают стол и ставят стулья, вот и Мими с Любочкой и Катенькой (Катенька — двенадцатилетняя дочь Мими) идут из саду; но не видать Фоки — дворецкого Фоки, который всегда приходит и
объявляет, что кушать готово.
Шестнадцатого апреля, почти шесть месяцев после описанного мною дня, отец вошел к нам на верх, во время классов, и
объявил, что нынче
в ночь мы едем с ним
в деревню. Что-то защемило у меня
в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась к матушке.
Стараясь быть незамеченным, я шмыгнул
в дверь залы и почел нужным прохаживаться взад и вперед, притворившись, что нахожусь
в задумчивости и совсем не знаю о том, что приехали гости. Когда гости вышли на половину залы, я как будто опомнился, расшаркался и
объявил им, что бабушка
в гостиной. Г-жа Валахина, лицо которой мне очень понравилось,
в особенности потому, что я нашел
в нем большое сходство с лицом ее дочери Сонечки, благосклонно кивнула мне головой.
Янкель
в ответ на это подошел к нему поближе и, сделав знак обеими руками, как будто хотел
объявить что-то таинственное, сказал...
— Пан полковник, пан полковник! — говорил жид поспешным и прерывистым голосом, как будто бы хотел
объявить дело не совсем пустое. — Я был
в городе, пан полковник!
Только и успел
объявить он, что случилось такое зло; но отчего оно случилось, курнули ли оставшиеся запорожцы, по козацкому обычаю, и пьяными отдались
в плен, и как узнали татары место, где был зарыт войсковой скарб, — того ничего не сказал он.
Лонгрен поехал
в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно
объявил, что теперь он будет сам все делать для девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
А между тем Пульхерия Александровна, без ее поддержки, видимо находилась
в нерешимости. Наконец, запинаясь и беспрерывно посматривая на дочь,
объявила, что ее чрезвычайно заботит теперь одно обстоятельство.